Олег Вьюгин. МДМ Банк
Кризис на Кипре помимо непредсказуемости созданной им ситуации, потери средств и доверия к одному из самых популярных офшоров выявил долгоиграющую проблему: российским предпринимателям придется искать другую «тихую гавань». А таковых немного. К тому же жизнь теперь учит быть разборчивее в выборе пристанища для своего бизнеса. Короче, темой дня становится вопрос: куда податься «киприотам» России? Об этом в интервью размышляет председатель совета директоров МДМ Банка Олег Вьюгин.
 |
Председатель совета директоров МДМ Банка Олег Вьюгин. Фото: Андрей Замахин |
— Олег Вячеславович, вы были заместителем министра финансов, первым зампредом ЦБ, потом возглавляли ФСФР. Как сегодня вы объясните тот факт, что российским финансовым центром вдруг оказался офшорный Кипр?
— Конечно, нельзя так в лоб сказать, что российская финансовая система целиком и полностью офшорная. Она все-таки вращается вокруг Центробанка и отечественных финансовых институтов, в которых хранятся подавляющая часть сбережений населения и средства компаний. Но нужно признать: да, действительно, у российской финансовой системы, как, впрочем, и у некоторых финансовых систем других стран, есть еще и значимое офшорное обслуживание.
— Оно же скелет в шкафу?
— Нельзя офшоры рассматривать только в этом плане. Есть, конечно, офшорная функция, заключающаяся в том, чтобы не афишировать источники происхождения денег и бенефициаров тех или иных активов, полученных сомнительным путем. О Кипре со времен включения в Евросоюз ничего подобного не говорят: все требования FATF (Межправительственная группа по противодействию легализации незаконно полученных доходов) страна успешно выполняет.
Кипр — офшор, который сегодня не используется для отмывания. Российские компании получают в этой юрисдикции хороший гибкий сервис по структурированию сделок с ценными бумагами, недвижимостью и другими активами, которые защищаются английским правом и правосудными решениями, не обременяются налогом на доход от продажи ценных бумаг и позволяют надежно обеспечивать право собственности на активы. Юрисдикция Кипра предоставляет возможность создания трастов. То есть такой формы управления собственностью, когда бенефициар скрыт за номинальными директорами. Это позволяет защитить владение активами от рейдерства, других недружественных акций против собственников.
— В России все это не так.
— Не совсем так. Во-первых, наше хозяйственное право менее приспособлено для структурирования сложных сделок с активами. Корпоративное право не предоставляет целый ряд сервисов — за ними компании идут в иные юрисдикции. Во-вторых, доверие к отечественной судебной системе, ее способности выносить правосудные решения в хозяйственных спорах среди бизнеса ниже, чем доверие к судам юрисдикции того же Кипра. Не секрет, что есть случаи, когда суды принимают очевидно неправосудные решения за вознаграждение, и приходится годами искать правду в инстанциях.
— Как понимать заявление Дмитрия Медведева о том, что «большое количество государственных структур» держат свои деньги на Кипре? Государство само поощряет вывоз капитала?
— Мне трудно говорить о том, что в данном случае Дмитрий Анатольевич имел в виду. Могу предположить, что речь шла о компаниях, которые в тот неудачный момент использовали счета в кипрских банках для структурирования сделок по продаже — покупке активов или совершали в интересах своих клиентов операции с ценными бумагами. Они вполне могли быть государственными. За десятилетия сложилась такая практика, когда торговля российскими акциями, проходит от имени компаний, зарегистрированных на Кипре. То есть когда покупатель, обычно нерезидент, желающий купить российские акции, может перечислить деньги на счет компании, зарегистрированной и имеющей лицензию брокера на Кипре. А та дает поручение отечественному брокеру или банку купить в ее интересах эти бумаги. Это практика, действующая с 90-х годов.
На Кипре прибыль от продажи ценных бумаг не облагается налогом, а дивиденды облагаются ставкой в 5 процентов. То есть получается, что там налоговый режим более выгодный. Таким образом, там происходит оптимизация налогов.
Для некоторых компаний было удобно точкой концентрации прибыли делать компанию на Кипре. Опять же это оптимизация налогов. Россия в свое время подписала с Кипром соглашение об избежании двойного налогообложения и тем самым фактически легализовала эту практику. Немецкие компании то же самое делают в Люксембурге, что, правда, вызывает у немецких чиновников приступ ненависти. Тем не менее эту практику Берлин терпит.
— Но если Кипр — «наше всё», почему российские власти так возмущены попыткой Никосии конфисковать часть банковских вкладов? Ведь получается, что проблемы Кипра — это и российские проблемы. Нам их и решать. Разве нет?
— Я так понимаю, что решить проблему банков Кипра без ущерба для держателей счетов и депозитов российского происхождения наше государство могло бы только одним способом — предоставить Кипру кредит примерно на 17 миллиардов евро. Не 5 или 6 миллиардов евро (столько по замыслу ЕС, ЕЦБ и МВФ должен был снять с депозитов сам Кипр), а всю сумму. «Тройка» подстраховалась. Они сказали, что 10 миллиардов евро они предоставят, только если внешний долг Кипра вырастет не больше, чем на эту сумму. Но Россия, выделив недостающие 5—6 миллиардов, тем самым увеличила бы внешний долг Кипра. И тогда «тройка» не предоставила бы ни одного евро. То есть за Россией были бы все 17 миллиардов. Вот такая игра в европейские поддавки. Фактически если бы Москва на это пошла, она оплатила бы дефолт по облигациям греческих банков, списать которые с балансов кипрских банков недавно заставил Евросоюз.
— Как теперь быть тем российским компаниям, которые затронул кипрский кризис?
— На сегодняшний день пока ни одна из крупных корпоративных структур не объявила о зависших там средствах. Но, безусловно, потери, и, возможно, серьезные, будут. Насколько я понимаю, речь идет не только о депозитах, но и о текущих счетах. Второй по значению банк Кипра — Кипрский Народный банк — полностью разбивается на «плохой» и «хороший». А что значит выделить «плохой» банк? Это значит, что нужно выделить «плохие» активы, а против них поставить пассивы. В качестве пассивов взять средства с депозитов и счетов. Понятно, что владельцы этих счетов сильно пострадают. Насколько пострадают именно российские вкладчики — не берусь оценивать. Думаю, речь идет о двух-трех миллиардах евро или даже больше.
В любом случае для Кипра это решение убийственное. Такие большевистские акции надолго разрушают доверие. И, скорее всего, российские компании будут искать другие юрисдикции для получения подобного кипрскому сервиса. Альтернативные офшоры в мире существуют.
— Каково соотношение капитала российских физических и юридических лиц на Кипре?
— Опять же точных цифр нет. Но понятно, что превалируют счета и средства юрлиц. Для накоплений Кипр особо никогда не был популярен. Там действительно много текущих счетов физлиц — владельцев недвижимости. Если ты купил виллу или дом, то нужно открыть счет в местном банке, с которого списываются средства на оплату электроэнергии, тепла, ремонта и так далее. Поэтому у российских граждан, безусловно, есть счета. Но, как я думаю, скорее всего, эти остатки, как правило, не превышают искомой черты в 100 тысяч евро.
— А как насчет криминальных денег? Будто бы их там очень немало.
— Нет, с такой оценкой я не согласен. Дело в том, что Кипр — часть Евросоюза. И требования Брюсселя Никосия старается выполнять. Страна находится в белом списке FATF. Банки Кипра являются субъектом надзора местного Центробанка, который в свою очередь должен соответствовать стандартам ЕЦБ. Там, возможно, нет такой банковской дисциплины, как в Германии, которая, тем не менее, по рейтингу соблюдения принципов противодействия отмыванию FATF находится ниже Кипра.
Кипр — это не такая свободная зона, как, скажем, Сейшельские острова. Вряд ли сейчас можно приехать туда с чемоданом наличности и открыть счет.
— Согласны ли вы с версией о том, что Запад, призывая власти Кипра по сути к экспроприации частной собственности, пытается таким образом наказать Москву?
— Скорее мы наблюдали типичный политический розыгрыш. В той же Германии, как и во всей Европе, ситуация, связанная с финансовым кризисом, имеет не только социальные, но и политические последствия. Политикам нужно демонстрировать принципы «высокой справедливости». В какой-то степени большевистские принципы, сводящиеся к тому, что богатые живут за счет бедных, поэтому богатых нужно поприжать, в этом случае просматриваются. Ведь там деньги принадлежат людям, которые пользовались налоговыми льготами. А немецкие граждане этими льготами не пользовались. Поэтому был выбран именно такой путь, который Дмитрий Медведев охарактеризовал как продолжение политики «грабить награбленное». К тому же дешево, не своих ведь грабят.
— Насколько я понимаю, больше всего в этой истории Москву оскорбило то, что первоначальные решения ЕС были приняты неожиданно и без консультаций с Россией.
— Ну, здесь не стоит особо обижаться. Прежде всего данное решение было принято в отношении страны, которая является членом ЕС. Кроме того, давайте вернемся к ситуации 1998 года в России, когда было много держателей ОФЗ — нерезидентов: компаний из США, Германии, Великобритании и других стран, владеющих этими ценными бумагами. И вдруг российское правительство принимает решение по замораживанию выплат по ОФЗ и ГКО. Без консультаций по этому поводу с господами из этих стран. Эти две ситуации чем-то похожи. Интересно другое. Председатель Еврогруппы Йерун Дейсселблум, комментируя смысл соглашения ЕС, ЕЦБ и МВФ с Кипром, заявил: схема может стать модельной для разрешения такого рода кризисов. К этим словам наш бизнес должен внимательно прислушаться. Судя по всему, время офшорных юрисдикций стран ЕС в том виде, в котором они существуют, проходит.
— Какие перспективы у объявленного Владимиром Путиным курса на деофшоризацию экономики и «национализацию элиты»?
— Чиновники, возможно, и согласятся или службу покинут. Куда им деваться? Сейчас мы видим, что люди, которые с этим не согласны, лишаются депутатского мандата или сами его сдают. Чиновникам предложен еще один вариант — недвижимость можно иметь, но об этом надо правдиво заявить. Хотя, повторяю, я не очень понимаю, как можно иметь зарубежную недвижимость без счета в иностранном банке. Конечно, это искусственное решение. Но смысл понятен: запасной аэродром в пределах недосягаемости отечественного правосудия не создать.
Что касается возврата бизнеса на родину, то когда-нибудь это произойдет. И офшоры потихоньку прижмут. Да и мы более цивилизованными станем.
Для того чтобы наша экономика не была офшорной, нужно сделать две-три непростые вещи. Во-первых, не шарахаться в политике налогов и не повышать налоговую нагрузку на бизнес — у нас есть большие резервы в части повышения эффективности расходования бюджетных средств. Второе — это защита прав собственности в судах. До тех пор пока у нас суды служат не закону, а государству и за это им многое прощается, доверие к судебной системе будет невысоким и от офшоров бизнес не откажется. В-третьих, законодательство и регулирование в области гражданского и корпоративного права пора сделать более гибким. Надо дать акционерам те же правовые нормы, которые они находят удобными для себя в заграничных юрисдикциях.
— Словом, курс на деофшоризацию нереален?
— Этот курс нереален в существующих условиях. Если условия поменяются, то тогда — да, конечно, он вполне осуществим.
— Считаете ли вы, что предстоящее объединение ЦБ и ФСФР поможет жестче контролировать в том числе и трансграничные потоки капитала?
— На самом деле ЦБ и ФСФР весьма конструктивно сотрудничают по части контроля трансграничных операций с использованием сделок с ценными бумагами. ФСФР регулирует сферу, связанную с обращением ценных бумаг. ЦБ — сферу с обращением денег. Но можно использовать механизм обращения ценных бумаг для незаконного вывода денег. То есть совершать фиктивные сделки, которые рождают финансовые потоки в интересах, к примеру, нерезидентов. Это нарушение закона о валютном регулировании, но оно выявляется лишь во взаимодействии ЦБ и ФСФР.
— Что ждет мировую финансовую систему с учетом кипрского кризиса?
— Курс в этом плане задан. Кипр — прецедент, который говорит, что крупные вклады в рамках еврозоны нетабуированы и могут быть решением властей экспроприированы в ситуации плохого финансового состояния банка. Долговые проблемы в еврозоне не решены, банки недокапитализированы. Не приведет ли это к изгнанию из еврозоны богатых владельцев счетов в другие юрисдикции? Если это произойдет, то лишь усложнит экономические долговые проблемы в целом. Большой группе стран еврозоны нужен деливеридж — то есть уменьшение использования заемных средств, снижение доли долгового финансирования. Этот путь тяжел и длителен.
В США нет проблемы суверенного долга, основной проблемой был долг домашних хозяйств, перегруженный ипотекой. Домашние хозяйства уже снизили свою задолженность примерно на 20 процентов и приближаются к уровню, про который можно сказать, что «жизнь налаживается». Американцы провели рекапитализацию банков. А вот европейцы этого не сделали. При этом вводятся нормы регулирования, которые фактически сделают банковский бизнес менее маржинальным и выгодным. Что не делает банковский бизнес привлекательным для инвесторов. Где тогда брать капитал? Таков, на мой взгляд, общий вектор.
— Это относится и к России?
— Да, российский ЦБ и наше законодательство движутся в том же направлении.
— Какой же из всего этого можно сделать вывод?
— Время покажет правильность выбранной идеологии остудить рост финансового сектора и снизить его инвестиционную привлекательность. Важно другое: кризис 2008 года регуляторы прозевали. Хотя были осведомлены о накоплении рисков в системе. Любой регулятор всегда находится под лоббистским давлением, и в этой ситуации ему очень сложно найти сбалансированное решение.
И последний вывод: политики, прежде всего в Европе, должны понять, что социализм — это хорошая вещь, но его никто оплачивать не будет.
Олег Вюьгин, председатель совета директоров МДМ Банка. Интервью Итоги
