Монетизация науки
МВФ опубликовал свой ежегодный доклад World Economic Outlook, в котором спрогнозировано снижение темпов роста российской экономики. Основной посыл таков: энергоресурсы — это слишком медленный и дорогостоящий драйвер
Григорий Гольцман не совсем типичный профессор. В отличие от ученых советской закалки он уверенно и со знанием дела сыплет словечками «бизнес» и «стартап». В 1989 году Гольцман основал компанию «Сканэкс», которая по сей день занимается аэрокосмической съемкой (предшественник Google Maps). А в 2005—2006 годах основал еще две фирмы. Первая продает зарубежным ученым однофотонные сверхпроводниковые детекторы, а вторая — системы сепарирования руд с использованием микроволнового излучения. И то и другое — изобретения Гольцмана.
«Получать патент на изобретение в России не имеет никакого экономического смысла, — рассказывает Гольцман. — Регистрация патента — лишь вершина айсберга. Потом вам понадобятся огромные деньги, чтобы отстаивать свои права в судах. В первую очередь американских». Если же дело дойдет до суда, то в ход могут пойти миллионы. Достаточно вспомнить, что в деле Apple против Samsung на кону целый миллиард долларов.
Поэтому Гольцман работает по весьма странной для западного мира методе: создает новую рыночную нишу и работает там около пяти лет, до тех пор пока тем же самым не начнут заниматься американцы. Янки быстро патентуют гольцмановские изобретения, а он начинает новый мозговой штурм. Ученый любит вспоминать историю, как с ним связались некие американские бизнесмены и предложили профинансировать одну из его идей. За какой-то смешной срок они нашли еще несколько других схожих проектов, собрали 3 миллиона долларов инвестиций и открыли небольшую компанию. А через пару лет продали ее одной крупной корпорации за 650 миллионов долларов. Скорость, с которой в Америке делаются деньги буквально из воздуха, профессора потрясла.
 |
Скорость, с которой в Америке делаются деньги буквально из воздуха |
В России нет механизма поддержки перспективных разработок вроде детекторов Гольцмана. Вместо этого миллиарды вкладываются в создание очередного планшетного компьютера для армии или электронного учебника от «РОСНАНО». То есть, по сути говоря, в копирование успешных зарубежных аналогов.
В чем, собственно, разница между Россией и США? В том, что в США уже давно наведен мост между наукой и бизнесом. И в России, и в Америке ученые не очень-то понимают, как делать деньги. И тут уже принципиальной является разница во взглядах на конечный продукт: российским бизнесменам в отличие от американских в науку вкладываться неинтересно — много издержек.
Случаи, когда ученые начинают бизнес на основе собственных же патентов, в США весьма редки. Обычно такие фирмы на корню скупают крупные игроки. Например, уже семь лет лидером по количеству регистрируемых патентов является компания IBM.
В Америке до недавнего времени действовала уникальная система патентования изобретений — first-to-invent system. То есть даже если кто-то успел у вас своровать идею и быстренько ее оформить, исключительные права все равно должны достаться вам. Правда, с марта 2013 года согласно America Invest Act США перейдут к системе, более знакомой: право на изобретение будет получать тот, кто первым подаст заявку
Ежегодно в США патентуется около 100 тысяч изобретений, в России только 20 тысяч. Причем причина успеха Америки на этом поприще не столько в озабоченности авторскими правами, сколько в имеющейся инфраструктуре для быстрой реализации любой идеи.
Американским стартаперам чаще всего деньги дают инвесторы, которые не боятся рисков, так как сектор высоких технологий — один из главных приоритетов американского правительства. В России вроде бы тоже, но пока только на словах: бизнес-среда по-прежнему настроена на получение быстрых доходов, связанных преимущественно с распределением госзаказов, природной рентой или сферой услуг.
Не зря говорят, что фундаментальная наука — это удел богатых экономик.
